Все ожидали, что Италия, перейдя на евро, начнет вести себя, как Германия. С первого же дня существования евро стало ясно, что это не так. То же самое относится и к таким странам Европейского валютного союза, как Греция, Португалия и Испания. Несмотря на ограничения, наложенные Маастрихтским договором, еврозона не смогла справиться с главной проблемой валютных союзов: стоимость, направляемая в общий котел, в конечном итоге распределяется непропорционально в пользу вносящих меньший вклад и менее расчетливых членов союза. Эта тенденцию проявилась в ускорении роста юга Европы относительно Германии после введения евро. Без соответствующих ограничений вносящие меньший вклад члены союза всегда пытаются, зачастую успешно, эксплуатировать преимущества участия в союзе — именно этим беззастенчиво занималась, в частности, Греция на протяжении прошедшего десятилетия.
На мой взгляд, слова, сказанные в октябре 2011 г. Кираном Келли, австралийским финансовым консультантом, лучше всего характеризуют поведение Греции: «Если бы я жил в такой стране, мне тоже было бы весьма сложно вести себя, как в Германии, — платить налоги, откладывать деньги, напряженно трудиться. Просто потому что окружающая обстановка этому не способствует»5.
Как видно в примере 10.1, удельные затраты на рабочую силу под давлением работников, требующих повышения зарплаты, в странах южной еврозоны постоянно росли с момента введения евро. Фактически с 1985 г. до начала 1999 г. официальные валюты в пересчете в немецкие марки, в твердую валюту, которую создатели евро пытались воспроизвести, демонстрировали туже более низкую конкурентоспособность, что и удельные затраты на рабочую силу после принятия евро. До введения новой валюты страны средиземноморского региона могли сохранять свою конкурентоспособность на международном рынке, позволяя своим валютам ослабевать. Это снижало реальные зарплаты и удельные затраты на рабочую силу до конкурентного уровня, по крайней мере на какое-то время, и не требовало никакого внешнего финансирования.
