В качестве небольшой, но важной с точки зрения авторов ремарки заметим: определение феноменов креатосферы как общественных благ создает объективное основание для рассмотрения мира культуры как всего лишь некоторого исключения из правил рынка; мы же рассматриваем мир, где эти исключения становятся правилом: лежащая «по ту сторону собственно материального производства» «экономика» «царства свободы» рассматривает ограниченные ресурсы и рынок как некоторые «провалы» «экономики общественных благ» (авторы здесь нарочито используют не слишком адекватный для данного материала язык economics).
Более того, определение в качестве общественных благ применимо лишь по отношению к весьма ограниченному кругу предметов мира культуры (большая часть последних в аксиоматике economics к таковым благам не относится, ибо в этой парадигме проблема решается предельно просто: все, что продается, общественным благом не является, и задачей является создание таких условий, в которых как можно более широкий круг благ подлежал бы продаже, независимо от их собственного содержания: Everything for Sale! — таков лозунг неолиберализма; World is not for Sale! — говорит оппозиция). В свою очередь, купля-продажа культурных благ создает предпосылки для отождествления феноменов мира культуры и материальных продуктов репродуктивного труда как товаров.
В самом деле, на сегодняшнем рынке равно успешно продаются картины великих мастеров и кока-кола, научные открытия и старые ботинки рок-звезды. Здесь возникает типичная для рынка инверсия: кажущееся естественным «простое» применение критериев соотношения спроса и предложения к оценке культурных ценностей представляет собой не более чем превратную, перенесенную форму, неадекватную собственному содержанию последних.
И эта инверсия, повторим, небезопасна: она лишает феномены культуры их собственного, адекватного их природе социального содержания, делая их всего лишь одним из видов товара и/или капитала. Здесь «работают» те же механизмы, что и при продаже чести, совести, любви и т.п. Самое интересное здесь состоит в том, что последние действительно продаются в мире рыночных отношений (превратные формы вообще всегда действительны, не выдуманы в мире отчуждения), но это не означает, что именно купля-продажа есть адекватная форма для этих человеческих отношений. Точно так же и с феноменами культуры: их можно продавать, их продают, но это неадекватная их природе (как универсальных, всеобщих, общедоступных благ) социальная форма. Более того, господство этой отчужденной формы не проходит бесследно для культуры: господство рынка (особенно в его современных формах, связанных с гегемонией корпоративного капитала) деформирует развитие культурных процессов, подчиняя их внешним рамкам и целям, мощно мотивируя превращение подлинной культуры в массовую (или, как ее Alter Ego, «элитарную»)1.
