Почему с развитием капитализма не только предоставленные кредиты, но и сами долговые обязательства (кредитные договора, векселя и т.п.) оказались в состоянии обеспечивать расширение спроса? Почему фиктивный капитал, в свою очередь, сделался основанием для кредитной экспансии (то есть стал приниматься в обеспечение кредитов)? Это вопросы, принципиально важные для характеристики взаимоотношений действительного капитала и виртуального капитала.
Долговые обязательства и претензии на будущий доход могут формировать реальный спрос при том условии, что они могут функционировать как «знаки стоимости», то есть как заместители реальных денег в их функции средства обращения. По существу, они создают частный, не контролируемый государством массив квазиденег. Их особенность, однако, состоит в том, что они образуют спрос на все товары не прямо (обычно никто не оплачивает товары акциями или фьючерсными контрактами), а лишь через (і) расширение кредита и (2) извлечение прибыли с финансового рынка.
Именно эти источники позволяли крупному капиталу обеспечивать себе прибыльное применение, и именно они делают общественновостребованным «для-себя-бытие» финансового капитала. Более того, вследствие этого и нефинансовые корпорации во все большей степени стали вовлекаться в операции по извлечению прибыли непосредственно с финансового рынка. До 1997 года нефинансовые корпорации США имели убытки от финансовых операций — и это было естественно, ибо они выступали как заемщики финансовых средств по отношению к кредитной системе, а эффективность их операций на фондовом рынке была низка постольку, поскольку это были вынужденные операции для привлечения недостающего капитала. Однако после этой даты операции становятся прибыльными, более того — доля прибыли от финансовых операций у нефинансовых корпораций в отдельные периоды превышает 50%. Но и это еще не все. По отношению к кредитной системе нефинансовые корпорации после 2003 года на какое-то время превращаются из нетто-должников в нетто- кредиторов: полученные ими от собственных кредитных операций проценты перекрывают проценты, уплачиваемые ими за взятые займы.
Тем самым через кредит и фиктивный капитал (как это было обосновано еще в «Капитале» К. Маркса) реальный капитал получает способность к добавочному расширению, раздвигая узкие для него рамки условий реализации стоимости и прибавочной стоимости на основе лишь реального денежного спроса и обычной купли-продажи. Но эта способность приобретается ценой усиления неустойчивости рынка.
Долги и фиктивный капитал постольку могут обслуживать движение реального капитала, поскольку создаваемый ими добавочный спрос соответствует способности реального капитала к расширению, сдерживаемому узкими рамками денежного спроса. Этот добавочный спрос позволяет капиталу увеличивать реальное производство товаров и услуг, вовлекая в него все доступные ресурсы и используя все возможные усовершенствования. Но у этого роста есть внутренняя граница — капитал должен иметь прибыльное применение. Как только эта граница обнаруживает себя, оказывается, что какая-то часть капитала не может быть применена с нормальной средней прибылью, а ранее видимый спрос оказывается мнимым (виртуальным). Точнее, поскольку производство все же функционировало, он не столько абсолютно мнимый, сколько недостаточный для прибыльного применения капитала. Не избыточный, как можно было бы подумать, глядя на распухшие «финансовые пузыри», а именно недостаточный (о природе этой «недостаточности», чреватой «инфарктом»- кризисом — чуть позже). Итак, главная проблема — наличие в самом реальном капитале внутренней границы, препятствующей его прибыльному применению.
До какого-то момента внутренний предел расширения капитала остается скрыт, и не обнаруживает себя на рынке.
