Речь в Базеле шла в основном о подходах к созданию такой же эффективной валюты, как доллар США, являющийся законным платежным средством во всех 50 штатах страны. С самого начала было ясно, что объединение валют европейских стран не может напрямую копировать американскую практику. Здесь больше языков, меньше мобильности трудовых ресурсов, менее свободный переток капитала через континент, чем между американскими штатами. Но при этом существовало твердое убеждение, что экономические и культурные барьеры падут под влиянием единой валюты.
Главное, международные финансовые рынки, похоже, поверили в то, что евро способен изменить некоторые глубоко укоренившиеся особенности культурного поведения. Предполагалось, что все члены еврозоны, а в особенности итальянцы, испанцы, португальцы и греки, однажды станут благодаря дисциплинирующему воздействию евро вести себя как немцы. В ожидании принятия новой валюты ставки по правительственным долговым инструментам будущих членов еврозоны резко упали, ликвидировав спред по отношению к немецким бундам (облигациям федерального правительства Германии). За три года до 1 января 1999 г., когда был введен евро, доходность 10-летних правительственных облигаций в лирах упала почти на 500 базисных пунктов (5 процентных пунктов) относительно доходности немецких бундов. Доходность суверенных облигаций в испанских песо и португальских эскудо снизилась почти на 370 базисных пунктов относительно бундов. Точно также за три года до принятия евро, на который Греция перешла 1 января 2001 г., доходность суверенных 10-летних облигаций в драхмах упала более чем на 450 базисных пунктов относительно бундов. В отличие от этого спреды облигаций Франции, Австрии, Нидерландов и Бельгии изменились менее чем на 65 базисных пунктов.
Странно то, что сближение ставок заимствования и соответствующее сильное сужение спредов полностью свелось к снижению доходности инструментов стран Южной Европы относительно Германии, а не относительно средней доходности всех официальных валют еврозоны. Это подчеркивало доминирующую роль немецкой марки как теневой якорной валюты в корзине новоявленного евро: рынки воспринимали евро как заменитель немецкой марки. В ретроспективе видно, что доминирование Германии не сулило ничего хорошего для рабочих взаимоотношений группы стран, которые должны были действовать совместно.